Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке] - Филип Дик

— У этого Абендсена в романе, — перебил ее Уиндем-Мэтсон. Он бросил взгляд на сидевшую рядом девушку. Боже, они читают книги, — подумал он, да еще и разглагольствуют о вечном.

— Согласно его гипотезе, вместо такого изоляциониста, как Бриккер, в 1940 году вместо Рузвельта президентом избирают Рексфорда Тагвелла. — Ее лицо, освещаемое уличными фонарями и встречными автомобилями, пылало от воодушевления. Глаза округлились, она стала оживленно жестикулировать. — И он очень активно продолжал начатую Рузвельтом антифашистскую политику, поэтому Германия не решилась прийти на помощь Японии в 1941 году. Она нарушила заключенный между ними договор. — Повернувшись к нему, она крепко схватила его за плечо. — И поэтому Германия и Япония проиграли войну.

Он расхохотался.

В изумлении глядя на него, стараясь выискать что-то в выражении его лица — что именно, она и сама не знала, да к тому же ему еще нужно было присматривать за другими машинами, — она сказала:

— В этом нет ничего смешного. Именно так и было на самом деле. США были вполне способны разгромить Японию. И…

— Каким образом? — перебил ее Уиндем-Мэтсон.

— Все это есть в книге. — Она задумалась на мгновенье. — В романе. Естественно, там есть много и просто вымысла. Ведь ему все-таки надо было увлечь читателя, иначе люди не стали бы читать. В нем описываются судьбы многих людей. Среди них двое еще совсем молодых, парень служит в американской армии, девушка… Президент Тагвелл показан на самом деле тонким политиком. Он понимает, что японцы намерены предпринять. — Голос ее стал взволнованным. — Даже говорить об этом приятно. Японцы не препятствуют распространению этой книги в Пацифиде. Я читала, что очень многие из них увлекаются ею. Она популярна на островах метрополии. И возбудила множество толков.

— Послушай, — произнес Уиндем-Мэтсон. — А что он говорит о Пирл-Харборе?

— Президент Тагвелл оказался настолько проницательным, что дал приказ всем кораблям выйти в море. Поэтому флот США избежал уничтожения.

— Понятно.

— Так что на самом деле никакого Пирл-Харбора и не было. Японцы напали, но им удалось вывести из строя только несколько небольших кораблей.

— Она называется «Какая-то саранча…»?

— «И саранча легла густо». Это цитата из Библии.

— И японцы, выходит, потерпели поражение, поскольку Пирл-Харбора не получилось? Послушай, Япония все равно одержала бы победу. Даже если бы не было Пирл-Харбора.

— Флот США — в этой книге — помешал им оккупировать Филиппины и Австралию.

— Они бы все равно их заняли. Их флот был сильнее. Я очень хорошо знаю японцев, это их историческое предназначение — установить господство над Тихим океаном. После первой мировой войны Штаты все больше приходили в упадок. Каждая из стран-союзников потерпела крах в результате той войны — моральный и духовный.

— И если бы Германия не захватила Мальту, — упрямо продолжала девушка, — то Черчилль остался бы у власти и привел Англию к победе.

— Каким образом? Где?

— В Северной Африке. Черчилль в конце концов нанес поражение Роммелю.

Уиндем-Мэтсон снова расхохотался.

— И поскольку британцы победили Роммеля, они смогли двинуть всю свою армию через Турцию на помощь остаткам русских армий и занять оборону. В этой книге они остановили продвижение немцев на восток вглубь России возле одного города на Волге. Мы никогда раньше не слышали об этом городе, но он на самом деле существует, я нашла его в атласе.

— Как же он называется?

— Сталинград. Вот там-то британцы и переломили ход войны. Поэтому в книге Роммель так и не соединился с теми немецкими войсками, которые вышли из России, помните, армия фон Паулюса? И немцам не удалось проникнуть ни на Ближний Восток и захватить столь нужные им месторождения нефти, ни в Индию, как это они сделали и соединились с японцами. И…

— Никакая стратегия на свете не смогла бы победить Эрвина Роммеля, — сказал Уиндем-Мэтсон. — И события, вроде тех, что выдумал этот парень, ни город в России, столь напыщенно названный Сталинградом, никакая успешная оборона не могли достичь ничего большего, как отсрочка исхода войны. Изменить ее результат они не могли. Послушай, я встречался с Роммелем лично. В Нью-Йорке, когда был там по делам в сорок восьмом. — На самом деле он видел военного губернатора США только на приеме в Белом Доме, да и то издалека. — Что за человек! Какая выправка, какие манеры. Так что я знаю, что говорю — закончил он.

— Это было ужасно, — сказала Рита, — когда генерала Роммеля сместили с поста, а на его место назначили этого мерзавца Ламмерса. Вот когда по-настоящему начались все эти массовые казни и концентрационные лагеря.

— Они существовали и тогда, когда военным губернатором был Роммель.

— Но, — она сделала жест рукой, — это было неофициально. Может быть, эти головорезы из СС и тогда вытворяли такое же… Но он был не таким, как все остальные. Что-то в нем было от старого прусского офицерства. Он был суров…

— Я вот лучше скажу тебе, кто на самом деле очень много сделал для США, — сказал Уиндем-Мэтсон, — кто возродил их экономику. Это Альберт Шпеер. Не Роммель и не Организация Тодта. Шпеер был лучшим из наместников Партии в Северной Америке. Он заставил все эти фирмы, корпорации, заводы — все абсолютно! — снова заработать, и притом высокоэффективно. Жаль, что его не было здесь, ведь у нас по пять предприятий в каждой отрасли, конкурирующих между собой и из-за всего этого несущих такие чудовищные убытки. Нет ничего более идиотского, чем промышленное соперничество.

— Я бы не смогла жить, сказала Рита, — в тех трудовых лагерях, в тех общежитиях, которые были там у них на Востоке. Как одна моя подруга. Она там жила. У нее проверяли почту — она даже ничего не могла рассказать мне об этом, пока снова не оказалась здесь. Им приходилось подниматься по утрам в полвосьмого под звуки духового оркестра.

— Ты бы привыкла к этому. Зато жила бы в чистоте, получала полноценное питание, отдых и отличное медицинское обслуживание. Чего еще желать? Журавля в небе?

Его огромная машина немецкого производства бесшумно двигалась сквозь окутанный холодным ночным туманом Сан-Франциско.

* * *

Тагоми сидел на полу, поджав под себя ноги. В руках он держал пиалу с черным китайским чаем и дул на него, то и дело улыбаясь при этом Бейнсу.

— У вас здесь просто прелестно, — сказал Бейнс. — На всем тихоокеанском побережье ощущается такая умиротворенность. Она резко контрастирует с тем, что… — Он не стал уточнять с чем.

— Бог разговаривает с человеком чудом Пробуждения, — прошептал Тагоми.

— Простите?

— Это оракул. Извините меня. Вырвалось непроизвольно.

Бейнс призадумался и улыбнулся в душе.

— Что-то есть смехотворное, — заметил Тагоми, — в том, что мы живем по книге пятитысячелетней давности. Мы задаем ей вопросы, будто она — разумное существо. Она и есть живое существо. Как и Библия христиан. Многие книги на самом деле живут своей жизнью. И вовсе не в иносказательном смысле. Дух оживляет их. Понимаете? — он пристально посмотрел на Бейнса, ожидая его реакции.

Тщательно подбирая слова, Бейнс ответил:

— Я не очень силен в вопросах веры. Религия находится вне сферы моей деятельности. Я предпочитаю держаться тех материй, в которых хоть немного разбираюсь. — По сути же дела, у него не было ни малейшей уверенности в том, о чем говорит Тагоми.

Я, наверное, устал, — подумал Бейнс. С той минуты, как я очутился здесь сегодня вечером, все вокруг кажется мне каким-то нелепым и недовыросшим, будто я попал в страну гномов. Кажется какой-то недожизнью с оттенком шутовства. Что это за книга пятитысячелетней давности? Часы с Микки Маусом, сам мистер Тагоми, хрупкая пиала в его руке… и глядящая со стены голова бизона, уродливая и внушающая страх.

— Что это за голова? — вдруг спросил он.

— Это, — пояснил Тагоми, — всего лишь существо, которое поддерживало существование здешних аборигенов в былые дни.

— Понятно.

— Показать вам искусство охоты на бизонов? — Тагоми поставил пиалу на столик и встал. Здесь, вечером, в своем собственном доме, он был в серебристом халате, мягких комнатных туфлях и белом галстуке. — Вот я на железной лошадке. — Он слегка присел, подогнув ноги. — На коленях надежный винчестер выпуска 1866 года. — Он вопросительно глянул на Бейнса. — Вы устали от путешествия, сэр.

— Кажется, да, — признался Бейнс. — События дня несколько ошеломили меня. Деловая суета…

И всякие иные заботы, — подумал он. У него болела голова. Его сильно беспокоило, можно ли достать здесь, на тихоокеанском побережье, что-нибудь из анальгетиков, производства «И. Г. Фарбен». Он пристрастился к ним, борясь с частыми болями в височной области.